понедельник, 4 августа 2014 г.

Горный Щит - довольно большое село, раскидавшее свои избушки по берегам мелкой речонки, в которой летом было курам по колено. Издали еще виднелась высокая белая каменная колокольня. Церковь была новая, но построена по-старинному: в не было два этажа. В нижнем помещалась теплая, зимняя церковь, а в верхнем - холодная, летняя. Около церкви расстилалась зеленой поляной большая площадь, а в дальнем ее конце стоял низенький деревянный домик, глядевший на мир божий своими маленькими оконцами с каким-то старческим добродушием. Это был домик моего дедушки.
К воротам вела узенькая тропка, потому что в течение года на колесах подъезжали к нему, может быть, всего раз десять. Калитка держалась на запоре, и нужно было постучать в окно кухни, чтобы в нем появлялось немного встревоженное лицо моей прабабушки, восьмидесятилетней старушки, которая недоверчиво оглядывала гостя и дергала за веревочку, открывая калитку.
Меня удивляло, что, когда ни приедешь к дедушке, все находится в том же виде, как и десять лет тому назад, точно самое время здесь остановилось, как в заколдованном царстве. Ни одной новой вещи, а все старые и знакомые неизменно стоят на своих местах. То же самое во дворе, на погребе, в сарае и в бане. И сами хозяева были дома, как их вещи, а прабабушка едва ли в течение года выходила за ворота хотя один раз.
Одним словом, время здесь катилось с такой же медленностью, как вода в обмелевшей равнинной речонке. И в этот раз, как всегда, дедушка и бабушка были дома, когда я довольно торжественно подъехал на своей телеге к воротам.
Внутри домик состоял всего из двух комнат: кухни и горницы. Мне больше всего нравились полати, устроенные по-деревенски, где я любил спать. Горница была втрое больше кухни и разделена зеленой ширмой на две половины. Обстановка была самая скромная: простая деревянная мебель и несгораемый шкаф. На столе лежали разные деловые бумаги. Дедушка писал гусиными перьями и засыпал написанное мелким песочком. Полы были крашеные, и по ним шли домотканые дорожки. Ламп, как и у нас дома не было. По вечерам мы сидели с сальными свечками, что не составляло особенного неудобства, ложились спать рано.
К сожалению, в дедушкином доме кроме деловых и богослужебных книг иного чтения не было. Впоследствии я разыскал в кладовке какие-то необыкновенные рукописи, переплетенные в тома и писанные по-латыни. Это были семинарские сочинения дедушки, который учился в ту пору, когда семинаристы свободно не только писали, но и вели диспуты по-латыни.
Я не мог понять, почему же дедушку не интересует чтение. Мне делалось как-то невыразимо грустно при воспоминании о домашней библиотеке. Мне казалось, что я очутился в каком-то другом царстве, среди неизвестных людей, которые меня не понимают, и которых я в свою очередь не понимаю. 
Горный Щит - довольно большое село, раскидавшее свои избушки по берегам мелкой речонки, в которой летом было курам по колено. Издали еще виднелась высокая белая каменная колокольня. Церковь была новая, но построена по-старинному: в не было два этажа. В нижнем помещалась теплая, зимняя церковь, а в верхнем - холодная, летняя. Около церкви расстилалась зеленой поляной большая площадь, а в дальнем ее конце стоял низенький деревянный домик, глядевший на мир божий своими маленькими оконцами с каким-то старческим добродушием. Это был домик моего дедушки.
К воротам вела узенькая тропка, потому что в течение года на колесах подъезжали к нему, может быть, всего раз десять. Калитка держалась на запоре, и нужно было постучать в окно кухни, чтобы в нем появлялось немного встревоженное лицо моей прабабушки, восьмидесятилетней старушки, которая недоверчиво оглядывала гостя и дергала за веревочку, открывая калитку.
Меня удивляло, что, когда ни приедешь к дедушке, все находится в том же виде, как и десять лет тому назад, точно самое время здесь остановилось, как в заколдованном царстве. Ни одной новой вещи, а все старые и знакомые неизменно стоят на своих местах. То же самое во дворе, на погребе, в сарае и в бане. И сами хозяева были дома, как их вещи, а прабабушка едва ли в течение года выходила за ворота хотя один раз.
Одним словом, время здесь катилось с такой же медленностью, как вода в обмелевшей равнинной речонке. И в этот раз, как всегда, дедушка и бабушка были дома, когда я довольно торжественно подъехал на своей телеге к воротам.
Внутри домик состоял всего из двух комнат: кухни и горницы. Мне больше всего нравились полати, устроенные по-деревенски, где я любил спать. Горница была втрое больше кухни и разделена зеленой ширмой на две половины. Обстановка была самая скромная: простая деревянная мебель и несгораемый шкаф. На столе лежали разные деловые бумаги. Дедушка писал гусиными перьями и засыпал написанное мелким песочком. Полы были крашеные, и по ним шли домотканые дорожки. Ламп, как и у нас дома не было. По вечерам мы сидели с сальными свечками, что не составляло особенного неудобства, ложились спать рано.
К сожалению, в дедушкином доме кроме деловых и богослужебных книг иного чтения не было. Впоследствии я разыскал в кладовке какие-то необыкновенные рукописи, переплетенные в тома и писанные по-латыни. Это были семинарские сочинения дедушки, который учился в ту пору, когда семинаристы свободно не только писали, но и вели диспуты по-латыни.
Я не мог понять, почему же дедушку не интересует чтение. Мне делалось как-то невыразимо грустно при воспоминании о домашней библиотеке. Мне казалось, что я очутился в каком-то другом царстве, среди неизвестных людей, которые меня не понимают, и которых я в свою очередь не понимаю. 
Дождливый летний день. Я люблю в такую погоду бродить по лесу, особенно когда впереди есть теплый уголок, где можно обсушиться и обогреться. Деревья покрыты дождевыми каплями, которые сыплются на вас при каждом движении. Выглянет солнце после такого дождя, лес ярко зазеленеет и горит алмазными искрами. Что-то праздничное и радостное кругом вас, и вы чувствуете себя на этом празднике желанным, дорогим гостем.
Именно в такой момент я шел к знакомому рыбаку, жившему у озера Светлого. Лесная тропинка сделала крутой поворот, и я вышел на отлогий мыс, вдававшийся широким языком в озеро.
Рыбачья избушка издали казалась перевернутой вверх дном большой лодкой, так сильно горбилась деревянная крыша, поросшая зеленой травой. Кругом избушки поднималась густая поросль из иван-чая и шалфея, так что у подходившего к избушке человека виднелась одна голова. Такая густая трава росла только по берегам озера, потому что здесь достаточно было влаги, и почва была жирная.
Когда я подходил уже совсем к избушке, из травы вылетела пёстрая собачонка и залилась отчаянным лаем. Это был Соболько, сторожевой пес рыбака Тараса, лаявший на незнакомых людей особенным образом, отрывисто и резко. Когда я окликнул пса по кличке, он остановился в раздумье, но, видимо, еще не верил в старое знакомство. Он осторожно подошёл, обнюхал мои охотничьи сапоги и только после этой церемонии виновато завилял хвостом, будто бы, говоря, что, дескать, виноват, ошибся, - а все-таки должен стеречь избушку.
Избушка оказалась пустой. Хозяина не было, то есть он, вероятно, отправился на озеро осматривать какую-нибудь рыболовную снасть. Кругом избушки всё говорило о присутствии человека: слабо курившийся огонёк, охапка только что нарубленных дров, сушившаяся на кольях сеть, топор, воткнутый в обрубок дерева. В приотворённую дверь виднелось все хозяйство Тараса: ружьё на стене, несколько горшков на припечке, сундучок под лавкой, развешанные снасти. Избушка была довольно просторная, потому что во время рыболовного лова в ней помещалась целая артель рабочих. Летом старик жил один. Несмотря ни на какую погоду, он каждый день жарко натапливал печь. Эта любовь к теплу объяснялась почтенным возрастом Тараса: ему было около девяноста лет. Я говорю «около», потому что сам Тарас забыл, когда он родился. «Еще до французов», как объяснял он, то есть до французского нашествия в Россию.
12
Сняв намокшую одежду и развесив охотничьи доспехи, я принялся разводить огонь. Собака вертелась около меня, предчувствуя какую-нибудь поживу. Весело разгорался огонёк, пустив кверху синюю струйку дыма. Дождь уже прошёл. По небу неслись разорванные облака, роняя редкие капли. Кое-где синели просветы неба. А потом показалось и горячее июльское солнце, под лучами которого трава точно задымилась. Вода в озере стояла тихо-тихо, как это бывает после дождя. Пахло травой, смолистым ароматом недалеко стоявшего сосняка. Вообще хорошо, как только может быть хорошо в таком глухом лесном уголке. Направо, где кончался проток, синела гладь озера, а за зубчатой каймой поднимались горы. Чудный уголок! И недаром старый Тарас прожил здесь целых сорок лет. Где-нибудь в городе, он не прожил бы и половины, потому что в городе не купишь ни за какие деньги такого чистого воздуха, а главное, не найдешь спокойствия, которое охватывало здесь. Весело горит огонек. Начинает припекать горячее солнце. Глазам больно смотреть на сверкающую даль чудного озера. Так и сидел бы здесь и, кажется, не расстался бы с чудесным лесным привольем. Мысль о городе мелькает в голове, как дурной сон.
В ожидании старика я прикрепил на длинной палке медный походный чайник с водой и повесил его над огнем. Вода уже начинала кипеть, а старика все еще не было.
«Куда бы ему деться?» - раздумывал я вслух, - «Снасти осматривают утром, а теперь полдень. Может быть, поехал посмотреть, не ловит ли кто рыбу без спроса. Соболько, куда подевался твой хозяин?»
Умная собака только виляла пушистым хвостом, облизывалась и нетерпеливо взвизгивала. Небольшого роста, с острой мордой, стоячими ушами и загнутым вверх хвостом, он, пожалуй, напоминал обыкновенную дворнягу. Но дворняга не нашла бы в лесу белки, не сумела бы «облаять» глухаря, выследить оленя. Одним словом, это была настоящая промысловая собака, лучший друг человека.
Когда этот «лучший друг человека» радостно взвизгнул, я понял, что он завидел хозяина. Действительно, в протоке черной точкой показалась рыбачья лодка, огибавшая остров. Это и был Тарас.
Дождливый летний день. Я люблю в такую погоду бродить по лесу, особенно когда впереди есть теплый уголок, где можно обсушиться и обогреться. Деревья покрыты дождевыми каплями, которые сыплются на вас при каждом движении. Выглянет солнце после такого дождя, лес ярко зазеленеет и горит алмазными искрами. Что-то праздничное и радостное кругом вас, и вы чувствуете себя на этом празднике желанным, дорогим гостем.
Именно в такой момент я шел к знакомому рыбаку, жившему у озера Светлого. Лесная тропинка сделала крутой поворот, и я вышел на отлогий мыс, вдававшийся широким языком в озеро.
Рыбачья избушка издали казалась перевернутой вверх дном большой лодкой, так сильно горбилась деревянная крыша, поросшая зеленой травой. Кругом избушки поднималась густая поросль из иван-чая и шалфея, так что у подходившего к избушке человека виднелась одна голова. Такая густая трава росла только по берегам озера, потому что здесь достаточно было влаги, и почва была жирная.
Когда я подходил уже совсем к избушке, из травы вылетела пёстрая собачонка и залилась отчаянным лаем. Это был Соболько, сторожевой пес рыбака Тараса, лаявший на незнакомых людей особенным образом, отрывисто и резко. Когда я окликнул пса по кличке, он остановился в раздумье, но, видимо, еще не верил в старое знакомство. Он осторожно подошёл, обнюхал мои охотничьи сапоги и только после этой церемонии виновато завилял хвостом, будто бы, говоря, что, дескать, виноват, ошибся, - а все-таки должен стеречь избушку.
Избушка оказалась пустой. Хозяина не было, то есть он, вероятно, отправился на озеро осматривать какую-нибудь рыболовную снасть. Кругом избушки всё говорило о присутствии человека: слабо курившийся огонёк, охапка только что нарубленных дров, сушившаяся на кольях сеть, топор, воткнутый в обрубок дерева. В приотворённую дверь виднелось все хозяйство Тараса: ружьё на стене, несколько горшков на припечке, сундучок под лавкой, развешанные снасти. Избушка была довольно просторная, потому что во время рыболовного лова в ней помещалась целая артель рабочих. Летом старик жил один. Несмотря ни на какую погоду, он каждый день жарко натапливал печь. Эта любовь к теплу объяснялась почтенным возрастом Тараса: ему было около девяноста лет. Я говорю «около», потому что сам Тарас забыл, когда он родился. «Еще до французов», как объяснял он, то есть до французского нашествия в Россию.
12
Сняв намокшую одежду и развесив охотничьи доспехи, я принялся разводить огонь. Собака вертелась около меня, предчувствуя какую-нибудь поживу. Весело разгорался огонёк, пустив кверху синюю струйку дыма. Дождь уже прошёл. По небу неслись разорванные облака, роняя редкие капли. Кое-где синели просветы неба. А потом показалось и горячее июльское солнце, под лучами которого трава точно задымилась. Вода в озере стояла тихо-тихо, как это бывает после дождя. Пахло травой, смолистым ароматом недалеко стоявшего сосняка. Вообще хорошо, как только может быть хорошо в таком глухом лесном уголке. Направо, где кончался проток, синела гладь озера, а за зубчатой каймой поднимались горы. Чудный уголок! И недаром старый Тарас прожил здесь целых сорок лет. Где-нибудь в городе, он не прожил бы и половины, потому что в городе не купишь ни за какие деньги такого чистого воздуха, а главное, не найдешь спокойствия, которое охватывало здесь. Весело горит огонек. Начинает припекать горячее солнце. Глазам больно смотреть на сверкающую даль чудного озера. Так и сидел бы здесь и, кажется, не расстался бы с чудесным лесным привольем. Мысль о городе мелькает в голове, как дурной сон.
В ожидании старика я прикрепил на длинной палке медный походный чайник с водой и повесил его над огнем. Вода уже начинала кипеть, а старика все еще не было.
«Куда бы ему деться?» - раздумывал я вслух, - «Снасти осматривают утром, а теперь полдень. Может быть, поехал посмотреть, не ловит ли кто рыбу без спроса. Соболько, куда подевался твой хозяин?»
Умная собака только виляла пушистым хвостом, облизывалась и нетерпеливо взвизгивала. Небольшого роста, с острой мордой, стоячими ушами и загнутым вверх хвостом, он, пожалуй, напоминал обыкновенную дворнягу. Но дворняга не нашла бы в лесу белки, не сумела бы «облаять» глухаря, выследить оленя. Одним словом, это была настоящая промысловая собака, лучший друг человека.
Когда этот «лучший друг человека» радостно взвизгнул, я понял, что он завидел хозяина. Действительно, в протоке черной точкой показалась рыбачья лодка, огибавшая остров. Это и был Тарас.
Lorem ipsum dolor sit amet, consectetuer adipiscing elit, sed diam
nonummy nibh euismod tincidunt ut laoreet dolore magna aliquam erat volutpat.
Ut wisi enim ad minim veniam, quis nostrud exerci tation ullamcorper suscipit
lobortis nisl ut aliquip ex ea commodo consequat. Duis autem vel eum iriure
dolor in hendrerit in vulputate velit esse molestie consequat, vel illum
dolore eu feugiat nulla facilisis at vero eros et accumsan et iusto odio
dignissim qui blandit praesent luptatum zzril delenit augue duis dolore te
feugait nulla facilisi.
 
Lorem ipsum dolor sit amet, consectetuer adipiscing elit, sed diam
nonummy nibh euismod tincidunt ut laoreet dolore magna aliquam erat volutpat.
Ut wisi enim ad minim veniam, quis nostrud exerci tation ullamcorper suscipit
lobortis nisl ut aliquip ex ea commodo consequat. Duis autem vel eum iriure
dolor in hendrerit in vulputate velit esse molestie consequat, vel illum
dolore eu feugiat nulla facilisis at vero eros et accumsan et iusto odio
dignissim qui blandit praesent luptatum zzril delenit augue duis dolore te
feugait nulla facilisi.